Мать-героиня 
Как выяснилось, правильно развести крысу дело ого-го какое непростое. Во-первых, она должна быть подходящего возраста – от пяти до восьми месяцев, во-вторых – не мельче трехсот грамм, в-третьих - без наследственных, а в идеале и перенесенных заболеваний, в-четвертых – с хорошим характером. Родословные родителей изучались Суровыми Минскими Заводчиками почище генеалогического древа царственных особ, не оставляя бедным животным ни малейшего шанса на мезальянс и свободную любовь. Учитывая, что правилами питомника допускаются только двое родов в крысиной жизни, оные были на все золота.
Сама удивляюсь, как я умудрилась выклянчить-таки разрешение на вязку Весты!
Вернувшись из свадебного путешествия, примерно неделю крыса вела себя как обычно, а потом, под ехидные комментарии Суровых Минских Заводчиков, начала пухнуть, как на дрожжах.
- Неужели рекорд питомника наконец будет побит? – радовалась СМЗ Аня, когда я сообщила, что ежеутренний привес крысы достиг двадцати грам.
- А это сколько? – с тихой паникой уточнила я.
- Шестнадцать штук, - ревниво сообщила СМЗ Лиза, этот самый рекорд и установившая (в смысле, своей крысой!) – А максимум у них может быть и двадцать пять!
- Весточка, - дрожащим голосом обратилась я к крысе, - а давай ты родишь мне всего пять? Ну ладно, шесть? Куда я их девать-то буду?!
Крыса посмотрела на меня, как на психическую. С такими объемами «щесть» она могла родить разве что котят.
К двадцатому дню Веста напоминала воздушный шарик с лапками и хвостиком. Взгляд у нее сделался недобрый-недобрый, как у Колобка, подзакусившего всеми лесными зверями и вернувшегося к бабушке с дедушкой. У крыс вообще очень портится характер во время беременности – самая спокойная начинает кусаться, самая трусливая – нападать. Не говоря уж о изначальных злюках.
Рожать крысе предстояло в отдельных апартаментах – пластиковой одноэтажной клетке с решеткой только сверху, чтобы крысята не попадали с полок, а когда подрастут – не пролезли сквозь стенки.
Два дня Веста сидела в роддоме, как узник совести, объявив бойкот алчущей крысят хозяйке. Но потом природа взяла свое.
Роды начались в обед. Весте пыхтела и топталась в гнезде, как курица-несушка, готовящаяся отложить первое в жизни яйцо. А потом под ней как-то неожиданно образовалось сразу три крысенка, которых крыса с легким сомнением принялась вылизывать.
Увы, это оказалось только начало. Не закончив работы, мучимая потугами крыса снова закружила по клетке, присела в другом углу и отложила там еще пару детей. Едва их обнюхав, она снова сказала «ой!!!» и засеменила в третий угол, накрысячив и там. А потом и в четвертом, и в центре…
Крысенке на десятом Веста окончательно изнемогла. Не обращая внимания на рассыпанное по всей клетке потомство, она уткнулась лбом в стенку и обреченно закрыла глаза. Крысята сыпались из нее, как какашки. Кучка под хвостом росла на глазах.
Зрелище было душераздирающее, я не выдержала и ушла пить чай, чтобы не нервировать страдалицу.
Когда через десять минут я вернулась, Веста уже очухалась, собрала детей в один угол, хозяйственно подгребла к нему все бумажки и засела сверху, распушившись, как курица. Я предложила ей кусочек творожка для подкрепления сил, но в благодарность была укушена за палец и, обидевшись, оставила ее в покое.
Доступ к гнезду я получила только на следующее утро, когда у Весты затекли лапы и вымя: крысята болтались на нем пиявками, не отрываясь даже когда мать вставала на дыбы.
Кое-как стряхнув потомство, крыса отправилась на прогулку – точнее, больше это напоминало крестовый поход против сил Зла. На осунувшейся морде Весты ясно читался классический послеродовый психоз: где-то рядом таились враги, и надо было найти их раньше, чем те найдут ее драгоценных детишек. Она забежала в общую клетку, нервно обнюхалась с подружками, заорала и бросилась на Паську, чуть та косо на нее посмотрела, энергично раскопала наполнитель, убедилась, что змей там нет, жадно напилась из поилки и кинулась обратно к гнезду. Ан нет! Коварная хозяйка уже уволокла его вместе с клеткой на диван и, пока безутешная мать заламывала лапки, тщательно пересмотрела свалившееся на нее богатство.
- Какая мерзость! - умиленно приговаривала я, перебирая попискивающих «креветок» - новорожденные крысята напоминают их как размером, так и цветом лысой шкурки. Искренне восхищаться ими способны только крысы и крысоводы.
Деток оказалось пятнадцать штук, все здоровые и накормленные – молоко просвечивало сквозь тонкую шкурку на брюшке. Кое-где прилипли кусочки салфеток, легко снимавшиеся послюнявленным пальцем. Налюбовавшись, я сложила крысят в обновленное гнездо (после родов часть салфеток была окровавленной и испачканной) и воссоединила мать с детьми. Почуяв родной молоковоз, крысята дружно запищали и присосались на прежние места. Троих опоздавших (сосков у крыс всего двенадцать) Веста тоже подгребла себе под брюхо – ожидать, пока кто-нибудь из первой очереди отвалится – и уставилась на меня волком.
- Весточка… - попыталась подлизаться я.
- Клац! – сказала крыса, и я пошла заклеивать пластырем второй палец.
Следующие две недели паранойя Весты только крепла. Бедняжка безостановочно металась по крысовыгулу, то ли ища место, куда можно перепрятать свое сокровище, то ли патрулируя территорию. А в роддоме ее тут же брали в борот детки, растущие не по дням, а по часам: на пятый день они стали бархатистыми, на десятый – пушистыми, а еще через пару-тройку открыли глаза.
И вот тут-то Веста поняла, что до сих пор это были только цветочки!
Получив возможность быстро и точно определять местонахождение матери, мелкие оглоеды стали преследовать ее по всей клетке. Они настигали Весту повсюду: в гамаке, во время еды, у поилки, даже в лотке, и тут же намертво присасывались. Материнские чувства не выдержали такого испытания и стали быстро слабеть, а когда мелочь повадилась кататься на ее хвосте и скакать по животу, как по батуту, окончательно сошли на нет.
В три недели я выгнала крысят в общую клетку. Весте стало полегче: хоть есть где спрятаться, зато старшие тетки взвыли. До пяти недель крысята считаются «неприкасаемыми», и даже вожак позволяет им делать, что угодно. Чем паршивцы и паршивцы бессовестно пользовались, пытаясь добыть из Паськи молоко или хотя бы клочок шерсти. Бедный пасюк то и дело висел на потолке, считая оставшиеся до пяти недель часы, а юная поросль радостно скакала снизу, как стая голодных пираний.
К счастью, вскоре дети начали разъезжаться по новым домам. Но чтобы прийти в себя телесно и душевно, Весте понадобилось еще месяца три, и то прежней беззаботной девочкой она не стала: заматерела, растолстела, на руки уже так охотно не шла, предпочитая день-деньской дрыхнуть в гамаке.
- Весточка, - с усмешкой говорю я, вытаскивая ее из клетки и сажая на плечо, - а представь, если б тебе их еще десять лет в школу, потом пять в институт…
Крыса содрогается и торопливо скатывается ко мне за пазуху.
А с виду такие лапочки... 
